[scisaac]

Кроссовер: Pacific Rim
Название: I am not lefthanded
Автор: michi gun
Дисклеймер: не мое
Рейтинг: PG
Пейринг: Скотт/Айзек

После дрифта с Айзеком в голове оглушающе пусто и закладывает уши. Скотт несколько раз шумно сглатывает, жмурится до колючих искр и громко вздыхает.
Он возвращается к жизни.
Жизнь встречает его коротким, как помеха, "поздравляю" в наушнике, и если бы у него так не тряслись руки - левая, левая дрожит так сильно, что он не может сжать пальцы в кулак, - он бы, может, ответил что-нибудь остроумнее "спасибо, сэр".
Он поворачивает голову влево и смотрит на Айзека - как тот сутулится и беззвучно открывает кривящийся рот.
Все хорошо, думает Скотт. По крайней мере на ближайшие две недели.
Все хорошо, думает Айзек. Не сказать, что он в этом уверен.
Удовольствие от возвращения на базу смазывается, становится дешевым и безвкусным, как сахарозаменитель, после третьего кайдзю. Айзек торопится в жилой отсек, он проталкивается сквозь по-икриному густую толпу обслуживающего персонала и говорит, что ему нужен врач, когда кто-то в очередной раз протягивает ему ладонь для одобряющего рукопожатия. Ему не нужно одобрение.
Он говорит, что его тошнит.
Метафорически, мысленно добавляет за него Скотт.
Но это не значит, что я не могу блевануть на его сияющие ботинки, скалится Айзек.
В конце концов, в тот раз их здорово помотало.
Это их седьмое возвращение.
В последнее время кайдзю прут чаще, они огромные, как навозные жуки в муравейнике, и плюются кислотой, и Айзек говорит, что дальше будет только хуже, а доктор Мартин аккуратно кивает, и Скотт не может разглядеть ее глаза за отражающими стеклами очков.
Айзек сидит на полу душевой, закрыв лицо ладонью. Можно подумать, что он плачет (и это нормальная психологическая реакция, описанная в третьей главе "Теории управления Егерем"), но в Айзеке не так много нормального, как может показаться на первый взгляд. Скотт не трогает его - смывает с себя противно пахнущее химическим лимоном мыло и уходит в раздевалку. В голове все еще пусто и черно.
Болото воспоминаний Айзека с каждым разом затягивает его все глубже - но Скотт идет дальше, проваливаясь и глотая черную жижу, и он даже не пытается выбраться, хотя от страха захлебнуться у него свербит между лопаток. Он мог бы сказать, что его волочит вперед любопытство, но он просто не имеет права не идти - не соглашаться на то, что Айзек решился дать ему только после второго дрифта.
Их пробный проходит как по учебнику, и Скотта так кружит от эйфории, что только на следующие сутки он понимает: Айзек почти пуст - клочья воспоминаний об академии, пара лет в маленьком городе в Калифорнии, глубокое детство. Чернота. В этой черноте что-то искрит красным, искрит слишком далеко, чтобы даже гадать, что это, и Скотт не спрашивает Айзека, к чему такой бешеный самоконтроль.
В первой главе "Теории управления Егерем" написано, что если вы не доверяете второму пилоту, то можете просто закрыть глаза и прыгнуть кайдзю в пасть. Не дословно, но примерно то же.
Руки все еще пахнут лимонным мылом - это слишком далеко от устава, и на их базе очень много таких мелочей. У доктора Мартин на столе стоит горшок с венериной мухоловкой. Айзек стучится в его дверь (после каждого дрифта, начиная с третьего).
Скотту страшно представить пустоту, которая остается в Айзеке, вместо Айзека после того, как они выходят из дрифта. Она, должно быть, огромна. Наверное, это настоящая черная дыра.
Скотт просто не имеет права отказать ему.
Скотт просто не хочет.
Айзек торопится, ему не хватает воздуха для жизни, для приближенного к нормальному функционирования, он путается в рукавах и штанинах, в своих длинных ногах. В пальцах. В волосах Скотта. У него холодные мокрые губы, и когда он садится верхом на бедра Скотта и стискивает его коленями, его больные выцветшие глаза блестят ярко, как забытые на Земле звезды.
После такого хватит ли Скотту духа, чтобы оттолкнуть его.
Конечно, нет.
В приложении к учебнику есть пара слов мелким шрифтом о том, что после дрифта пилот может испытывать сексуальное возбуждение. Влечение к своему партнеру. Это адреналин, и благодарность, и немного страха, и желание заполнить пустоту в голове.
После дрифта в голове всегда так пусто, будто умирает половина тебя.
В их сексе нет адреналина, и ни один из них ничего (весьма условно) не боится, а пустота в голове очень быстро становится привычной, если можно привыкнуть к половине смерти, но Айзеку тяжело говорить вслух, и он благодарит так, как может.
За то, что Скотт все глубже вязнет в его черном болоте и возвращается все чаще.