WTF 2020

[Scisaac]

 WTF Teen Wolf 2020 разыскивает именно тебя и твои заявки!
Почему?


Можешь найти причину из нижеперечисленных или придумать свою:



А знаешь, почему мы зовем именно тебя?

@темы: WTF2020

---

Наши друзья

[Scisaac]

Пост для обмена баннерами

собери их всех!

запись создана: 02.07.2013 в 00:22

@темы: организационное

---

[Пациент скорее мертв]

[x]

@темы: Scott McCall, Isaac Lahey

---

[миграция]

иллюстрация к "головокружению"

Вопрос: подходит?

1. да		21	(35%)
2. нет		2	(3.33%)
3. а мне просто симпатишненько		24	(40%)
4. хочу и тыкаю		13	(21.67%)
Всего:		60

@темы: арт/коллаж, Scott McCall, Isaac Lahey

---

[миграция]

Автор:  миграция
Название: головокружение
Пейринг: скайзек
Размер: ~3000
Предупреждения: ау-вселенная (без оборотней, Стилински в городе не живут), издевательство над детьми, смерть второстепенного персонажа.
Описание: Мне было шестнадцать, когда я убил своего отца, Скотт.
От автора: ost: Lhasa De sela – Love came here (мелодия, слова не так важны, хоть и к месту)

головокружение

Скотт вяло вытягивается на диване, закидывает ногу на ногу, а сам прогибается в спине, потягиваясь руками. Большие наушники съезжают с привычного места, а по комнате проносятся звуки привычных битов. Он быстро, даже как-то скупо облизывается, а потом переводит взгляд с потолка на вход в комнату, лениво всматриваясь в знакомые черты. Айзек стоит, прислонившись к косяку плечом и скрещивая ноги. В левой руке алеет сигарета, а в комнату проникает приторно-свежий запах дыма и ментола. Лейхи выглядит усталым и каким-то потерянным. Глаза прикрыты, а губы неприятно растягиваются в ухмылке. Скотт не сводит взгляда, лишь медленно моргая. Айзек затягивается и долго не выдыхает, отсчитывая про себя до десяти. Пальцы тянутся к выключателю; щелчка почти не слышно, только резкая темнота бьет по глазам.
– Айзек? – голос звучит взволнованно, удивленно.
Но тот не отвечает, продолжая, как кажется Скотту, стоять всё также в дверях.
– Знаешь, – у Айзека много тягучих нот. Иногда Скотту кажется, что тот специально тренируется, может даже перед зеркалом. Отрабатывает произношение: четкое движение языка, придыхание и томность, которые осадком опадают на каждую букву. – Сегодня особенный день.
И замолкает. Только проталкивает дым сквозь прикрытые губы, прислушиваясь к той ерунде, которая бухает у Скотта в наушниках. А последний молчит, не торопится. Скотт давно научился не перебивать, прислушиваться. У каждого бывает такой момент, когда накатывает. Когда возникает потребность в том, чтобы все вокруг заткнулись и выслушали. Айзек всегда чересчур эмоциональный, подверженный влиянию того или иного момента. Гордый, ироничный, иногда жестокий. И совсем съезжающий, когда что-то напоминает ему о его прошлом. Том самом прошлом, в которое Скотта так никто и не посвятил. Их личное табу.
– Шесть лет назад умер мой отец, – хмыкает, ведет плечами и хмурится. Скотту не обязательно видеть, он просто знает, как Айзек сейчас выглядит. Выучены привычки, жесты и мимика. До скрежета зубов. Даже если бы он захотел, у него бы никогда не получилось выкинуть всё это из памяти. Он пропитался Айзеком, зазубрил наизусть. И вот сейчас, даже сквозь темноту, он видит, как у Лейхи напрягаются плечи, как сильнее сжимаются пальцы на сигарете. Видит и продолжает молчать.
– Он был еще тем мудаком. Знаешь, есть такой тип людей, который нуждается в вечном контроле. В их жилах течет какой-то особый садистский раствор, который проедает дыры не только в них самих, но и в тех, кто их окружает. Черными пятнами остаются под кожей, зазубринами на костях и памяти. Всё подвергается разложению, гноению и преобразование в нечто нелицеприятное, подверженное разрыхлению личинками и червями. Но историю надо начинать с другого момента. Когда мне было пять, ко мне как-то вечером в комнату зашла мама. Она выглядела совсем не так, как я привык. На её лице не было той доброй улыбки, и пахло от неё как-то иначе. Чем-то соленным, жестяным и затхлым. Без привычных цветочных акцентов. Я, было, прикоснулся к её коленям, но наткнулся на такой холод, что запомнил на всю жизнь. Она смотрела куда-то мимо меня, её губы растянулись в безумном оскале. Она присела на угол кровати, покачиваясь, и засмеялась. Громко, страшно и лихорадочно. Её пальцы впивались в покрывало, а губы всё сильнее и сильнее растягивались, уродуя симпатичное лицо. Было страшно и хотелось ныть. Я хотел выбежать из комнаты, но она ухватила меня за плечи и притянула к себе, обнимая. Гулкие звуки становились тише, а она втягивала в себя мой запах. Дышала-дышала-дышала. Хлюпала носом, комкала мою футболку на плечах. Мне было неприятно и всё также страшно. Становилось мокро где-то над ухом, а мама, хрипя и булькая, давясь собственными стонами, нашептывала мне о том, что мы с ней обязательно сбежим. Что мы будем счастливы. Что всё будет хорошо. Всё, всё, всё. А я никак не мог понять, зачем сбегать, куда сбегать, а вернемся ли мы к ужину. Я тогда спросил её, а как же Дилан, мой старший брат, а она перестала раскачиваться, сильнее впилась пальцами мне в плечи, отстраняя от себя, и пытаясь заглянуть в глаза. 'Дилан? Какой Дилан, мальчик мой?' И рассмеялась. Её красивые руки, с такими тонкими запястьями, с выпирающими косточками, потянулись к моей шее. Холодные пальцы скользили от подбородка к кадыку, вырисовывая какие-то рисунки. Большими надавила под ним, а остальные пальцы, мертвой хваткой, сомкнула на шее. А я закричал, давясь собственным голосом, писком, воплем и слезами. Дальше наступила липкая темнота, только в памяти отпечаталось её обещание о том, что всё будет хорошо. После этого маму я больше не видел. Отец говорил, что мать забрали в психиатрическую лечебницу. Помешательство на почве потери старшего сына. Которого, кстати, нашли в бассейне. Несчастный случай, ошибка. Но это неправда. Мне еще долго снились мамины руки, на которых виднелись гематомы и царапины. Только через несколько лет я вспомнил, что в тот вечер на ней было её любимое платье в горошек. Но и оно было порвано. На ляжках виднелась засохшая кровь, чей след можно было проследить до самых икр. И взгляд. Такой бывает у людей, чьи жизненные ориентиры рухнули в один день. И они, оступаясь, провалились в пустоту. Было не так страшно, разбейся они сразу, но они продолжают слепо лететь, ощущая на себе взгляды, прикосновения; они слышат шепот и чувствуют, как им раз за разом ломают кости, раздирают грудную клетку и выдирают сердце. Конец так и не наступает, приходит только новый день и приводит за руку сумасшествие, которое игриво закатывает глаза, распахивает пасть и заглатывает с ногами. И тебя больше нет.
Айзек переводит дыхание, замолкая, а Скотт напряженно усаживается на кровати, локтями утыкаясь в колени. Сдергивает мешающие наушники и захлопывает лэптоп.
Это слишком. Это чересчур. Это не то, что он бы хотел услышать. И это не то, что можно так легко пережить в самом себе. Вот ты был в неведение, а сейчас, как тот человек, у которого выбивают подпорку, а потом любезно скидывают со скалы. Лети, милый, лети.
– Как-то отец обмолвился, что и меня утопит, как ту паршивую мразь. Как Дилана. Я плохо помню, как проходило моё детство до десяти лет. Всё слишком смазано, утоплено в мечтах и желаниях вырваться. Сумбурно и сюрреалистично. Когда смешались воспоминания, сны, фантазии, обида, непонимания и тонны боли. Вот только однажды наступил тот самый день, когда я, распахнув глаза, действительно понял, до неприятного осознания, что никогда не вырвусь из-под его контроля. Он всегда за мной наблюдал. Он везде и всюду. Он знал обо всем, что со мной происходило, и должно было случиться. Я помню, как на одиннадцатый день рождения, вместо подарка и праздника, он схватил меня за волосы и потянул в подвал. Кричать было бесполезно, соседи уже давно свыклись, что в нашем доме происходит что-то такое, на что страшно обратить внимание. Волосы натягивались, а ноги бились о ступени, так же, как и колени и спина. Задиралась футболка, а на коже образовывались ссадины.
Спустившись вниз, ему не понравилось, что я издаю слишком много звуков.

– Кто тебя воспитывал, маленький паршивец. Сколько раз тебе можно повторять, держи язык за зубами. Не открывай свою грязную пасть, если тебе не разрешили. Уяснил?

И приложил головой о кафельный пол.
Открыв глаза, я наткнулся на темноту. Всепоглощающую. Жуткую. Холодную. Ноги и руки упирались в стены, места было крайне мало. Тело скручивало от застоявшегося положения, пробивая судорогой. А воздух, плотной стеной, жадно заглатывался пересохшим ртом. Это был первый раз, когда отец запер меня в холодильной камере. Он даже повесил на крыжку замок. Не помню, сколько времени провел там в тот раз. Но не хватало места, воздуха и воды. Мочевой пузырь был переполнен. В тот день повезло, что меня выпустили до того, как я обоссался. Потому что потом неоднократно случалось и такое, когда меня закрывали там на сутки или двое. Представь себе, Скотт, твои макушка, плечи, шейные позвонки, задница, колени и ступки упираются в стенки. Спертый воздух, сплошная тьма, которая сводит с ума. И тишина. Ебанная тишина, когда ты слышишь только своё дыхание, сердцебиение и скрип ногтей о стены. Те ломаются, кровью и мясом размазываясь по поверхности. Больно, но это хотя бы как-то отвлекает от того, что происходит в голове. Когда впервые обделался под себя, чуть не сгорел от стыда. Но он, отец, потом заставил все выдраить. И еще раз. И еще.
Вариться в чужой ненависти. Изо дня в день, из часу в час. Собственный дом – замкнутое пространство, камера пыток и большая клетка. Мне отводилась комната на втором этаже. Выделялась тарелка, столовые приборы, одна чашка и странной формы стакан. В шкафу – все в двойном количестве. Две футболки, две рубашки, две пары джинсов. Одно на мне, другое в стирке. Свет можно было включать с семи часов вечера и до девяти. В девять пятнадцать – отчет о проделанной работе. В девять тридцать – трехминутное принятие душа. В девять сорок пять – отбой.
Меня наказывали по-любому поводу. Плохо убранная кухня, не вовремя вынесенный мусор, плохо просоленная курица, «B» за работу, маленькая зарплата, слишком длинные волосы, дерзкий взгляд, многословность. Смешно то, Скотт, что всего это на самом деле не было. Ну кроме, если честно, «B» за некоторые работы и действительно маленькую зарплату. Кто же будет платить подростку, который подрабатывает на кладбище, большие деньги? Да и мне тогда еще не исполнилось шестнадцати, хорошо, что вообще приняли и хоть что-то платили.
Пощечина – это самое лучшее, что можно было заработать от отца. Он отвешивал её с каким-то внутренним достоинством и гордостью. Редко сопровождал комментариями и быстро убирался прочь. И это было замечательно.
Как-то я пришел позднее, чем положено. Задержался по каким-то школьным поручениям. Отец ничего не сказал, только попросил перед тем, как я пойду спать, зайти к нему, – Айзек хрипло рассмеялся. Пальцы давно были обоженны дотлевшей сигаретой, – Я решил, что сначала зайду к нему, а потом уже в душ. Постучался, дождался разрешения, а затем зашел. Он сидел в кресле, читая какую-то книгу. Оторвавшись, окинул меня взглядом и мягким голосом, чуть ли не лучась добродушием, попросил подойди. Я послушался.

– Во сколько ты должен был сегодня вернуться, Айзек?
– К шести часам, сэр.
– А во сколько вернулся?
– Без десяти семь, сэр.
– Тебе кто-то разрешал опаздывать?
– Меня задержали после уроков.
– Мальчик мой, я не спрашивал причины, – мужчина ласково улыбнулся, кончиками пальцев очерчивая линии лица Айзека, - а спросил: тебе кто-то разрешал опаздывать. И не заставляй меня повторяться.
– Нет.
– "Нет" что?
– Никто не разрешал опаздывать, сэр.
– Дисциплина должна быть превыше всего. Распорядок дня, манеры, послушание. Тебе говорят - ты делаешь. И никак иначе.
Пальцы касаются отросших волос, накручивая и натягивая, почти даже не больно.
– В девять тридцать, если мне не изменяет память, ты должен был принять душ. Не так ли?
– Так, сэр.
– Но не принял, как я вижу.

Он схватил меня за шиворот и потянул в сторону душу. Заставил раздеться и отойти в угол, где располагался кран, включая холодную воду. Не успел я встать под воду, как меня дернули за руку вниз. Было скользко. Не удержавшись, поскользнулся и завалился вниз, почти что на бок, но упираясь коленями в пол. Первый удар ногой пришелся по животу, и я всё-таки завалился на бок. Потом по почкам, а дальше – без разбора. До тех пор, пока я не начал отхаркивать кровь. Та смешивалась с водой, красивыми узорами смываясь с белого кафеля. Помнится, я тогда подумал о том, что так и выглядит свобода. Когда твоя кровь, смешанная со струями ледяной воды, находит способ сбежать.

– Надеюсь, ты выучил этот урок, мальчик мой.

И ушел, оставляя меня там. Не ощущать боли, не чувствовать холода. Только думать о том, что зубы целы, а это хорошо. Да и за домашнее задание получил «А», разве это не здорово? Обвивать себя руками, пальцами впиваясь в кожу. Смеяться глухо, щекой неприятно, но терпимо вжимаясь в дешевое покрытие.
Я никогда и никому не жаловался. Мне бы никто и не поверил. Мой отец – замечательный учитель, тренер. Любимец родителей и их детей. У него множество наград и похвальных грамот. Каждый второй может спеть о нем хвалебную оду. Поэтому каждый раз, когда я обращался за помощью в больницу, какая-нибудь медсестра обязательно бросала «вот малолетний преступник, опять с кем-то подрался», а потом нехотя обрабатывала раны, вставляла кости, накладывала гипс и зашивала порезы.

Скотт не может продолжать это слушать. Его мутит и ведет. Ладони взмокли, а под кожей поселился такой невозможный страх и злость, что самому себе стыдно и неприятно признаться. По спине, между лопаток, соскальзывают капли пота, а в голове такая тишина, что становится больно.
Он не может и не хочет больше сидеть на месте, поэтому срывается с кровати, путается в своих же ногах и почти падает, но у него получается удержать равновесие. Поэтому он подходит к Айзеку, который невидяще смотрит куда-то в сторону книжного стеллажа. Его бьет мелкая дрожь, а губы всё также ломаются в усмешках. Скотт мягко проводит по его локтям пальцами, спускается ниже и обхватывает за кисти рук. Тянет за собой в сторону кухни, включает свет, усаживает на стул, а сам отходит лишь для того, чтобы включить чайник. Как только щелкает кнопка, вновь возвращается к парню, усаживаясь у него в ногах и обнимая за них же, укладывая голову на колени. Целует через ткань, трется носом, дышит любимым и родным запахом. И готовится слушать дальше, подавляя в себе весь тот клокочущий ужас и желание разрушать.

– Единственное, что отец никогда не делал – не пытался меня натянуть. Но его заводило зрелище, когда я закрывался руками, умоляя, чтобы он прекратил. Ширинка натягивался, обрисовывая контуры вставшего члена. Он жадно облизывал губы, его ноздри раздувались. Взгляд становился смоляным и каким-то жидким. От таких хочется скорее залезть в душ и драить себя до тех пор, пока не останется ни следа. Как бы он не хотел, он никогда не трогал в этом смысле. Но его злость становилась всё более яркой, красочной. Даже сочной. Ему было мало мне сделать просто больно, он хотел, чтобы я сломался, психанул, окончательно слетал с катушек. Но я продолжал держать себя в руках, улыбаться в нужные моменты, не поднимать взгляд. А потом, если помнишь, мы с тобой стали учиться на одном потоке. Нет, мы еще не были знакомы. Ты тогда меня и не замечал. Был окружен своими друзьями, свитой счастливых и лучших. А я просто смотрел. Смотрел. И закипал где-то внутри. Мне было ненавистно, что у всех всё так хорошо складывается, а ты, такой неидеальный, с кривой челюстью и странной прической, окружен людьми, которые тебя любят и уважают. И для вас в порядке вещей опаздывать на уроки, получать низший балл, прогуливать, целовать соседский девочек и многое другое. Для вас привычно жить и ни на что не оглядываться. От вас я подпитывался каким-то удивительным зарядом энергии. Приходил домой и начинал рисовать. Уходил от себя, от своей жизни. Эскапизм в полной красе. Много читал, открывал для себя столько всего удивительного, что хотелось продолжать жить. Люди намного сильнее, чем кажутся на первый взгляд. Ими можно вытирать полы, их можно втаптывать в дерьмо. Бить по больным точкам, ломать желания и мечты в зародыше. Но они всё равно будут упрямо стараться выжить, держать себя и не давать возможности потерять самого себя. Однажды в зеркале я увидел не забитого подростка, а симпатичного парня. Широкие плечи, сильные руки, безумно злой взгляд из-под бровей и улыбка. Я улыбался, Скотт. И именно тогда я понял, что не всё потеряно.
Мне было шестнадцать, когда я убил своего отца, Скотт.

– Мне кажется, или ты всё-таки не понимаешь, что от тебя требуется?
Отцовский голос приторными нотами обволакивал за плечи, пробираясь в самые далекие и потаенные места. У Айзека начало покалывать в подушечках пальцев, а в голове – пульсировать. Казалось, будто вот-вот закончится воздух.
– Нет, отец.
– Что именно «нет»? – Лейхи-старший склонил голову к плечу, а к губам поднес аккуратную салфетку, промокнув ею уголки рта.
– Не уверен, что не понимаю.
Время растягивалось, а стены кухни начинали давить. От неизбежного не было никакой возможности скрыться. Только благодаря счастливому случаю Айзек успел одернуть руку от стола, прижимая к груди. В то место, где мгновением раннее была его ладонь, впилась вилка. Отцовская рука ухватила за воротник рубашки, вынуждая придвинуться ближе к столу.
– Я не расслышал, повтори.
Айзек давно свыкся с тем, что не существует правильных ответов. Как бы ни старался, что бы ни делал, он всё равно будет в проигрыше, а отец останется недовольным. За натянутыми улыбками всегда следовало нечто такое, от чего приступы паники становились привычными гостями. И сейчас страх неприятно тянул внизу живота, скручиваясь тугим жгутом. Руки и ноги похолодели, а на висках выступила испарина. Всё шло по такой знакомой и накатанной схеме. Разговор, избиение, беспамятство, боль, мысли, ночь без сна, обработка ран, школа, мысли, мысли, мысли. И уходя в рекурсию.
Только в голове что-то неприятно щелкнуло. Будто переключая скорость или снимая все запреты.
Тихо сделав вдох, Айзек улыбнулся, расслабленно приподнимая верхнюю губу.
– Не уверен, что не понимаю.
Отец дернулся, злобно что-то шипя, но Айзек уже не слушал. Удивительно, как родители редко замечают, что их дети уже выросли. Вот и сейчас перед Джеймсом Лейхи стоял не его слабый сын, а взрослый мужчина, который в нахальном жесте развел руки в стороны, покачивая головы.
– Что-то не так, отец?
Мужчина медленно обошел стол и остановился вплотную к Айзеку, готовясь нанести удар. Но парню хватило выкинуть руки вперед, чтобы отец пошатнулся, поскальзываясь на злосчастной накрахмаленной салфетке, которая случайно упала на пол. Удар височной долей об угол. Несчастный случай. И не малейшего сожаления.

Даже не было никакого разбирательства. И так всё очевидно, как сказал шериф. Меня не отправили в приют лишь потому, что один из преподавателей согласился присмотреть за мной до совершеннолетия.
Когда ты остаешься один в этом мире, должно, наверное, становиться страшно. Но мне было так охуенно, Скотт. Я первые почувствовал себя счастливым. И таким всемогущим. Меня продолжали мучить кошмары, но каждый раз они оставались просто сном, и всё это становилось таким неважным. Я гулял допоздна, напивался, знакомился с людьми, ходил по клубам и много рисовал. Просто чертовски много. Я был забитым зверем, а становился хищником, который больше ни-че-го не боится.
Айзек вздрогнул, пальцами касаясь чужой макушки. Пропуская через пальцы пряди темных, слегка вьющихся волос.
– А потом мы с тобой лично познакомились. И мой мир разделился на "до" и "с этого момента". Возможно, если бы не ты, не твоя кривая челюсть и абсолютно хреновая прическа, я бы до сих пор в колено-локтевой намыливал полы.
Чайник давно вскипел и начал уже остывать, а Скотт не торопился вставать, крепче обнимая чужие ноги и закрывая глаза. Это так странно, когда ты живешь с человек уже много лет, но, оказывается, ты знаешь о нем настолько ничтожно мало, что становится горько. Но еще паршивее от того, что не было возможности хоть как-то помочь, разделить воспоминания и боль. Скотту требуется долгих двадцать минут, чтобы понять, что Айзеку и не нужна поддержка. Тот никогда не избавится от кошмаров, никогда не сбежит от своего прошлого. Но он никогда не будет сожалеть о том, что произошло. Потому что это была его семья, его история, его хреновая судьба, в которой невозможно ничего переписать.
– Надеюсь, что он горит в аду, Айзек, – Скотт говорит этом тихо, почти на грани слышимости, а Айзек весело фыркает.
– Уверен, что ему достанется вип-ложа с особыми извращениями, где его вывернут наизнанку и нашпигуют дерьмом.
Айзек смеется, а Скотт успокаивается, но не забывает. Ему предстоят долгие ночи и дни раздумий. Вот только сейчас об этом не хочется думать, поэтому он поднимается с колен, целует Айзека в щеку и вместо того, чтобы заново включить чайник, идет варить кофе. Сейчас он сделает самый крутой кофе из тех, что Айзек когда-либо пил, потом они посмотрят какую-нибудь комедию, под конец которой уже абсолютно не будут замечать банальную сюжетную линию, отвлекаясь друг друга. Займутся долгим и охуительным сексом, а потом заснут, и всё у них будет отлично. Потому что люди не такие слабые, какими кажутся. Потому что Скотт никому не даст посягнуть на его обожаемого, но такого эгоистичного, вспыльчивого и агрессивного волчару. Ни-ко-му.

Вопрос: Прочитал:

1. да-а-а		24	(100%)
Всего:		24

@темы: Scott McCall, Isaac Lahey, фанфикшн, PG-13

---

[Пациент скорее мертв]

под катом очень горячо

[x]

@темы: арт/коллаж, Scott McCall, Isaac Lahey, R

---

[Пациент скорее мертв]

Scisaac AU: In which Scott and Isaac think they’re being sly and Melissa is reminded, just for a second, why she married Agent Douchebag in the first place.

@темы: арт/коллаж, Scott McCall, Isaac Lahey

---

Изучая тумблер

[MarimoFreak]

©

Ещё

©

Удалённая из третьего сезона сцена:






- Я живу у Дерека.
- Где ты спишь?
- На полу. Это хороший пол, он... ммм... плоский и твёрдый. Да, плоский и твёрдый.
- Как ты туда добираешься?
- Я... ммм, я иду... к автобусной остановке.
- Ну, давай я лучше тебя подвезу.
- Серьёзно?
- Да, это не проблема.
- Клёво.
©

@темы: арт/коллаж, Scott McCall, Isaac Lahey, G

---

[Халас Милоси]

Про мороженое.
Автор: я.
Фэндом: Волчонок
Персонажи: Скотт/Айзек.
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Юмор, POV
Предупреждения: OOC
Размер: Драббл
Описание: Айзек живет у Скотта. Скотт страдает от нереализованных фантазий. Айзек просто весь из себя шикарный.

А пиццу мы съели вчера. Что, в общем, не страшно. Если бы я не наткнулся в морозилке на мороженое. А потом не приволок его вместо той самой пиццы.
Сижу теперь, значит, и стараюсь на тебя не смотреть. Ну как? Как ты так его есть умудряешься? Что ты с бедной ложечкой делаешь-то?
Упрямо смотрю на экран телевизора. Правда, понятия не имею, что там показывают. И уже забыл, что на коробочке читал. Но продолжаю смотреть на экран. Потому что на тебя смотреть никак нельзя. Ты без футболки и с мороженым.
-Скотт?! – медленно тянешь ты. И как-то странно твой голос звучит. Мурлыкающе так. Что пока я в интонации вслушиваюсь, смысл слов от меня ускользает.
-Что? – переспрашиваю я, опрометчиво поворачиваясь.
-Я говорю… - повторяешь ты.
А потом кусочек мороженого срывается с ложечки и красиво так тает на твоей груди. Собственно, я снова не понимаю, что ты говоришь. Забывая дышать, наблюдаю за движением розовых капель клубничного мороженого. Больше всего хочется повторить этот путь. Языком.
-Скотт, ты в порядке?! – повышаешь ты голос, вытирая грудь салфеткой.
Ну, вот зачем? Красиво же было. Завораживающе.
-Скотт, о чем ты таком думаешь?
О том, чтобы измазать тебя мороженым. А потом медленно и со вкусом облизывать. Ох! И где ж я такого набрался? С Эллисон меня ни на что такое не тянуло. А тут.
-Об Альфах, - говорю вслух.
-Да забудь ты о них хоть на вечер, - просишь ты, медленно облизывая ложечку.
Ложечке я завидую. Что, видимо, еще один признак безумия. Мне явно пора сдаваться в психушку. Насовсем.
-Я стараюсь, - выдыхаю я, пытаясь отвести от тебя взгляд.
Удается с трудом.
-Оно и видно, - отзываешься ты. – Скотт, тебе просто необходимо расслабиться.
Невольно снова смотрю на тебя. Ты довольно жмуришься. И снова эта злосчастная ложечка. И клубничное мороженое на твоих губах. И почти безумное желание его оттуда слизать.
Нет, больше ты при мне ничего такого есть не будешь. Иначе, я за себя не отвечаю.
-Я расслабляюсь, - бормочу вслух.
Ага! Что-то я все больше напрягаюсь. Когда уже этот проклятый десерт закончится?
Снова пялюсь на экран. А в голове мечется шальная мысль, что тебе очень идет запах клубники. Господи, ну, откуда у меня это все в голове? Я же нормальный! Ну, был нормальным. Теперь не уверен.
Фильм заканчивается раньше мороженого. Не выпуская изо рта ложечки, ты идешь менять диск. Предварительно вручив мне чашку. При этом наши пальцы соприкасаются. Лучше б я пальцы в розетку сунул! Честное слово. Меньше бы долбануло. Чашку я едва удерживаю.
Бежать надо отсюда. В срочном порядке. А не думать о том, как ты можешь так эротично двигаться. И зачем ты губы облизываешь, а? Я тоже так хочу! Ой, сколько я всего хочу! Самому страшно. А ты, если узнаешь, сбежишь от меня. И, скорее всего, общаться больше со мной не захочешь.
-Кино про оборотней! – объявляешь ты, снова устраиваясь рядом. – Сравним вымысел с реальностью. Ты чего не ешь, кстати?
Мне достаточно того, что ты ешь. У меня от этого совсем другой аппетит разыгрывается.
-Не хочется сладкого, - качаю головой.
Если только как добавку к тебе. Снова мелькает дикая фантазия о перепачканном мороженым оборотне. Причем в воображении своем я иду все дальше. А ты опять над ложечкой издеваешься. Айзек, по-моему, ты садист! Иначе как можно объяснить твое поведение.
-Ну и зря! – мурлычешь ты, снова блаженно жмурясь. – Оно такое клевое.
Все! Хватит с меня! Вскакиваю с пола.
-Скотт, ты чего?!
-Мне нужно…
Срочно принять ледяной душ. Или в морозилке часок посидеть.
-Что тебе нужно? – с интересом смотришь на меня.
-Мне… эээ… Позвонить мне нужно! – бормочу я. – Срочно!
-В одиннадцать вечера?!
-Ну, да! – киваю. – Я Стайлзу обещал.
Не дожидаясь следующего вопроса, покидаю комнату. Замираю в коридоре. Так дальше жить нельзя!

@темы: Scott McCall, Isaac Lahey, фанфикшн, R

---

[.саммер]

Автор:  .саммер
Пейринг: Скотт/Айзек
Рейтинг: R (на всякий случай)
Размер: мини (~1000 слов)
Описание: Айзек будит Скотта около четырех утра. Трясет его за плечо, склонившись над кроватью.
- Поехали в Сан-Франциско? – говорит Айзек.
От автора: хочу сказать огромнейшее спасибо  Asgardian Pirate за ее пост с гифкосетами и артами и конкретно за вот этот наборчик!

Айзек будит Скотта около четырех утра. Трясет его за плечо, склонившись над кроватью.
- Поехали в Сан-Франциско? – говорит Айзек.
Скотт недовольно ворчит, пытаясь натянуть на голову одеяло. Скотт думает, что Айзек сошел с ума – какой Сан-Франциско в такую рань?
- Поехали, - Айзек тянет одеяло на себя. – Я никогда не видел Золотые Ворота.
Скотт сдается.
Они наспех завтракают приготовленными Айзеком кофе и тостами, скидывают в сумку лишь самое необходимое и, оставив Мелиссе короткую записку, выходят из дома, прихватив ключи от ее машины.
Они покупают еще кофе на вынос в небольшом кафе на окраине и покидают город, когда солнце мягко касается крыш первыми лучами.

В открытые окна задувает ветер, треплет отросшие волосы Айзека. Скотт украдкой кидает косые взгляды на его задумчивое лицо, на пальцы, выбивающие на коленке такт играющей в радиоприемнике музыки. Они едут молча несколько миль, щурясь от яркого солнца, бьющего в глаза. Они молчат, потому что слова кажутся чем-то лишним и совершенно ненужным. Они молчат, потому что ощущают друг друга, и этого более чем достаточно.

Первую остановку они делают на каком-то диком пляже. Съезжают с дороги, достают из багажника плед и сумку с бутербродами и идут к воде.
Океан жадно облизывает берег, накатывает мягкими ритмичными волнами, солнечные лучи скачут зайчиками по его поверхности, и слышно, как вдалеке от берега, над водой, кричат чайки.
Они съедают половину сэндвичей, допивают почти остывший кофе и еще час сидят плечом к плечу на берегу, глядя на океан.
- Я тоже не видел Золотые Ворота, - зачем-то говорит Скотт.
Айзек поворачивается к нему и долго смотрит, щурясь на солнце.
- Что? – спрашивает Скотт.
- Ничего, - улыбается Айзек.
Он толкает Скотта на песок и бежит к дороге.
До машины они добираются перебежками, чередующимися с короткими шутливыми потасовками. Айзек отбирает у Скотта ключи и садится за руль.
Еще несколько часов дороги пролетают почти в полном молчании. Иногда они перекидываются парой ленивых фраз на абсолютно ничего не значащие темы или подпевают играющим по радио песням. Скотт улыбается и убирает застрявшие в волосах Айзека травинки.

В Сан-Франциско они въезжают около пяти часов вечера. Перво-наперво доедают остатки сэндвичей, сидя на газоне в парке Твин Пикс и обсуждая одноименный сериал, затем отправляются гулять по городу.
Скотт затаскивает Айзека на башню Койт, поддразнивая его боязнью высоты. Айзек уверяет, что абсолютно не боится, но старается не смотреть вниз. С башни открывается потрясающий вид на залив Сан-Франциско и, если посмотреть в противоположную сторону, на сам город.
Они долго ходят по стеклянным коридорам Аквариума Залива, рассматривая акул, осьминогов и прилипших в стеклу морских звезд. Но на кормежку акул они не остаются.
Когда на город опускаются сумерки, они, наконец, подъезжают к Золотым Воротам. Паркуются на Костал Трейл, возле кафе Golden Gate, откуда открывается знакомый по кинофильмам вид на мост, и выходят на смотровую площадку.
Сияющий желтыми огнями мост кажется самым прекрасным, что Скотт когда-либо видел в жизни. От его величия захватывает дух.
- Вау, - выдыхает Скотт.
Внутри бурлит непередаваемый восторг, как в детстве, когда они с матерью и еще жившим с ними отцом ездили на Большой Каньон. От переизбытка эмоций ведет голову, и Скотт вцепляется в ограждение.
- Ага, - тихо отвечает ему Айзек.
Он заворожен этим зрелищем не меньше Скотта. Внутри – спокойствие и умиротворение, которые Айзек не чувствовал уже много лет, и чувство правильности. Он словно невзначай касается руки Скотта, и, не встретив отрицания, накрывает его пальцы своими.
Они еще несколько минут стоят там, впитывая в себя каждое мгновение этого вечера, каждый запах, принесенный морским ветром, каждое движение и каждое касание.
- Ты веришь мне? – спрашивает вдруг Айзек и смотрит на Скотта долгим взглядом.
- Верю, - кивает Скотт.
И тогда Айзек целует его. Мягко, осторожно, но бесстрашно, не разрушая хрупкость и легкость этого момента. Скотт отвечает на поцелуй, чуть сжимая пальцы Айзека.
Они бросают последний взгляд на мост, окутанный призрачной дымкой золотистого света, и возвращаются к машине, купив по дороге несколько банок энергетика. Они не планируют оставаться на ночь в этом городе.

Сон морит их спустя два часа пути, несмотря на выпитые энергетики. Скотт сворачивает с дороги и паркуется за деревьями. Айзек вытаскивает из багажника плед, и они спускаются чуть ниже по склону – подальше от дороги. Скотт вытаптывает небольшую площадку в высокой траве, расстилает плед, и они ложатся спать, накрывшись прихваченными по счастливой случайности куртками. Где-то поблизости шумит океан, и это убаюкивает еще сильнее. Последнее, что успевает запомнить Скотт, прежде чем провалиться в сон, это горячее дыхание Айзека на своей шее.

Раньше Скотту казалось, что этот день не настанет никогда. День, когда он проснется утром и не будет думать о том, как защитить мать или спасти друзей, как убить еще одну непонятную тварь, появившуюся в городе, или избавиться от свихнувшегося полуслепого Альфы, собирающего собственное коллекционное издание оборотней.
Сейчас ему кажется, что ничего этого не было – ни оборотней, ни канимы, ни-че-го. Айзек прижимается к его спине, по-свойски закинув руку на плечо, и внутри растекается теплое ощущение, что так было всегда. Так должно быть всегда. Скотт закрывает глаза и погружается в полудрему. Он чуть заметно улыбается.

Айзек сонно копошится, потягивается и крепче прижимает Скотта к себе.
- Доброе утро, - бормочет Скотт.
- Доброе утро, - выдыхает ему в шею Айзек.
Тело болезненно ломит от долгого лежания в одной позе, и солнце начинает понемногу припекать. Скотт шевелит плечом.
- Нам пора ехать, а то мать переживать будет.
Айзек бурчит что-то неразборчивое и садится, разминая затекшее тело.
Перед тем, как уехать, они спускаются к океану, снимают обувь и по щиколотку заходят в воду, позволяя волнам ласково омыть ноги. Они смеются и дурачатся, брызгая друг в друга водой, пока одежда не покрывается россыпью мокрых пятен.

На ближайшей заправке они покупают по двойной порции крепкого кофе, Скотт уступает Айзеку место за рулем, а сам садится рядом на пассажирское, закидывая ноги на приборную панель. По радио играет что-то попсовое. Скотт отбивает ногой ритм, смотрит в окно и улыбается. Ему кажется, что их поездка длилась не меньше недели. Ему хотелось бы, чтобы она никогда не заканчивалась, но именно в скоротечности и заключалась вся ее прелесть.
Айзек подпевает звучащей песне и улыбается, глядя на дорогу. Сквозь открытое окно в салон забивается ветер и путается в его волосах.

@темы: Scott McCall, Isaac Lahey, фанфикшн, PG-13

---

что-то тихо у вас. принесу-ка я свои коллажи :D

[Курю траву - смотрю ковер]

Кажется, я слишком близок к тому, чтобы полюбить тебя.
по мотивам второго сезона

еще один

Выветрись из меня.
по мотивам первого сезона

@темы: арт/коллаж, Scott McCall, Isaac Lahey

---

голование

[[Аука]]

ГОЛОСОВАНИЕ 2 ТУРА ПРОДЛИТСЯ ДО 3 АВГУСТА!
ПОМОГИТЕ СКАЙЗЕКУ ПОПАСТЬ В 3 ТУР!

Ребята, давайте поможем Скайзеку пройти в следующий тур!
Тыкаем на ссылку, листаем до нашего любимого пейринга и голосуем.
ГОЛОСОВАТЬ МОЖНО СКОЛЬКО ДУШЕ УГОДНО, главное страницу обновить

вчера

Ultimate Slash Madness

запись создана: 31.07.2013 в 15:03

@темы: ссылки, Scott McCall, Isaac Lahey, новости

---

[Пациент скорее мертв]

[x]

@темы: Tyler Posey

---

Гифки с Тумблера, по следам 2-го сезона

[Asgardian Pirate]

Я принесла кой-чего по гифкам из своего дневника. Наслаждайтесь! х3

- Что он здесь делает? Я ему не доверяю!
- Да, ну... Он тебе - тоже.
- Я прошу твоего совета.
- Моего? Но почему?
- Потому что я доверяю тебе.


(с)

Похоже на летние воспоминания

(с)




(с)
1) средний кадр - меня до сих пор интригует, что это за телодвижение в сторону Скотта х)
2) средний сверху - "Я пришел побеждать". Урурур, завоевывать
3) средний снизу - пикаперские фразочки Скотта не меняются х) Эллисон он закадрил в первом сезоне, сказав, что плакал бы, как девчонка-девчонка. Здесь опять про слезы xD

#ужасная прическа Скотта
- Слушай, я знаю, тебе нравится Эллисон...
- Нет. Мне нравишься ты.


(с)

@темы: гифки, Scott McCall, Isaac Lahey

---

[Shinota]

@настроение: http://dylanobrns.tumblr.com/post/56848763276

@темы: Isaac Lahey

---

кинк такой кинк

[[Аука]]

(c)

"For once, there was an unknown land, full of strange flowers and subtle perfumes; a land of which it is joy of all joys to dream; a land where all things are perfect and poisonous." — Velvet Goldmine

Isaac likes the feeling of lace on skin and bright red lipstick. He likes the heat it brings, the way Scott’s lips part as his eyes rake over him. In fact, there is only one feeling Isaac loves more— the feeling of lace sliding under Scott’s hands and lipstick smearing over Scott’s neck.

@темы: арт/коллаж, Scott McCall, Isaac Lahey

---

Я со своим добром к вам в дом! Надеюсь, никто не против

[Lojirou]

Название: Лекарство
Автор: Lojirou
Фэндом: Волчонок
Персонажи: Скотт/Айзек
Рейтинг: R
Жанры: слэш, романтика, харт/комфорт, сонгфик
Размер, статус: мини, закончен
Описание: Альтернативное развитие событий эпизода 3х04.
Вместо Эллисон в подсобке с Айзеком запирают Скотта.
Дисклеймер: Больная фантазия автора, герои принадлежат сами себе. Выгоды не извлекаю!
От автора: "Формирование условного рефлекса фобии на секс помогает при многих видах фобий, в том числе и при клаустрофобии. Причем клаустрофобия или фобия темноты - неплохие фобии для такого метода".
Спустя три месяца решила поменять стиль написания, вот что из этого вышло
Люблю Скайзек, пишу от души. Вот такая у меня душа.
ПЕСНЯ: Robot Koch – Nitesky


— Мистер Лэйхи, мистер МакКол, не спешите уходить, сегодня вас ждет дежурство по школе, – почти пропел мистер Харрис, сдвигая на нос очки и пряча кипу новых тестов в свою сумку. – Будете убираться в комнате уборщика.

Скотт почувствовал на себе прожигающий взгляд кудрявого блондина.

— Но Эллисон...?

— Мисс Арджент сегодня не будет, – сухо ответил учитель химии, продолжая укладывать вещи в сумку. – И вас не должно волновать, с кем проводить уборку.

Скотту не очень понравился такой ответ, он решил позвонить Эллисон и узнать о её самочувствии, просто так, по-дружески, но позже. А сейчас он лишь взял швабру и ведро из угла кабинета и проследовал за немного грустным Айзеком в коридор. Скотт порой не понимал, почему при упоминании имени его бывшей девушки, Лэйхи напрягался и непонятно хмурился. Может быть, все потому, что в одной стычке перед летом она ударила его двадцать раз китайскими коллекционными кинжалами, чуть не заставила его сердце остановиться навсегда, а сейчас училась с ним в одной школе? Наверное, только поэтому. Ведь этого вполне хватало, чтобы Айзек мог вцепиться в горло девчонки когтями после уроков где-нибудь в коридоре или раздевалке. Но он бы всё равно так не сделал. Скотту бы это точно не понравилось. А Айзек всегда делал так, чтобы угодить МакКолу. Они ведь оборотни, почти стая, друг за друга горой, было бы просто подло убивать воспоминание о бывшей у близкого друга.

Айзек что-то бубнил, оттирая замызганную разводами доску, ведь простым дежурством в подсобке мистер Харрис не мог ограничиться. Комната уборщика осталась под конец грандиозного дежурства, когда Скотт поплёлся за Айзеком, держа в руках одну из больших коробок. Он даже забыл о том, что должен был позвонить Эллисон, забыл даже о времени. Он впервые за долгое время потерялся в своих мыслях, следуя за высокой фигурой, уткнувшись взглядом в светлые кудри, вспоминая некогда свои длинные локоны. Скотт бы мог сказать, что эти кудряшки для Айзека были всем. Он бы, наверное, смог намотать один из них на палец, чтобы проверить, настоящие ли они, или парень просто пользовался шипцами; но он всё равно не сделал бы этого, даже если бы сильно захотел, даже если бы попросили, ведь старые воспоминания до сих пор мешали начать новую жизнь.

«No-one knows, what it's like.
You and me, you and I.
Underneath, the night sky.
You and me, you and I».

Они расставляли моющие средства на полки в четком порядке, никто не просил их так делать, но отчего-то ребята сами знали, что так будет правильнее. За окном темнело неумолимо быстро, казалось, что уборка проходила уже добрых полдня, но на самом деле не прошло и двух часов с того момента, как мистер Харрис покинул школу, оставляя ребятам примерное задание на оставшийся день. Скотт вынул из коробки очиститель для стёкол, повертел его в руках и покосился на Айзека, который, казалось, был чем-то сильно обеспокоен. Они ни разу не обмолвились словом за всё это время, так и ходили в молчании, понимая друг друга с полуслова, полужеста. Скотту хотелось о многом расспросить Лэйхи, но он даже не знал, с чего начать, поэтому отмалчивался, ожидая пока друг сам начнет разговор. Они оба так хорошо общались о ерунде в школе, каждый день виделись после занятий на ночной охоте, на тренировках, устраиваемых Дереком, но сейчас словно наступила монохромная пауза в периоде их отношений: когда делалось всё молча, но сообща, при этом именно разговоров и не хватало.

Скотта это ничуть не напрягало, пока дверь в кладовку не закрылась, защелкнувшись на оба замка снаружи. Айзек выронил несколько губок и подбежал к двери, отчаянно хватаясь за ручку. МакКол попереминался с ноги на ногу и поставил коробку на пол, отодвигая её подальше от себя. Айзек продолжал сжимать в руке дверную ручку, второй ощупывая сам каркас. Он часто дышал и, похоже, довольно сильно волновался, что нельзя было не почувствовать, даже будучи обычным человеком. Проведя руками по деревянной двери, Лэйхи попробовал толкнуть её плечом, но ничего ровным счетом не произошло. Тогда парень отошел на полшага назад и приготовился пробить дверь ещё раз: его глаза грозно сверкнули ярко-жёлтым огнями в плохо освещённой комнате, и тогда Скотт встал на его пути.

— Стой! – крикнул он, выставляя вперед ладони, тем самым останавливая уже готового к атаке Лэйхи.

— Отойди, Скотт, – прошипел Айзек и схватил МакКола за руки.

Но Скотт не мог отступить, не мог позволить, чтобы внутренний зверь друга вырвался наружу, ведь прекрасно понимал, чем это черевато, он вообще многое стал понимать после этого лета. Он знал о клаустрофобии Айзека, но не знал, как бороться с ней. Всё, что Скотт мог, это как-то успокоить разбушевавшегося оборотня при этом не применяя силы. Словами? Уговорами? Колыбельной? В такой ситуации МакКол был впервые, он был заперт в довольно тесной кладовке с парнем-оборотнем, чья психика была настолько неустойчива, что все удивлялись, как он вообще ещё держит себя в руках. Правда МакКол знал один способ «лечения» клаустрофобии, о нём летом рассказывал Стайлз, нервно хихикая в ладошку, но для Скотта этот способ не выражал полной надёжности и гуманности. Хотя сейчас не было времени вспоминать какие-то другие методы лечения, поэтому Скотт решился на этот отчаянный шаг.

«I get lost, all the time.
They learn fast, nevermind.
You come to, I collide.
In the dark, by my side».

Айзек до сих пор сжимал локти МакКола, но никуда не двигался, лишь фыркал от злости и настойчиво испепелял Скотта взглядом янтарных глаз. От последнего исходила уверенность и недюжинное спокойствие. И Айзека это обезоруживало, правда, не надолго. Лишь на то время, пока он смотрел в карие глаза напротив и думал об их обладателе, он мог себя контролировать. Лэйхи чувствовал дискомфорт внутри, внутри себя самого, не мог понять, почему так резко меняются его эмоции: то он просто смотрел на друга, то уже впечатывал его спиной в деревянную дверь, скалясь и обнажая свои клыки. Скотту не было больно или неприятно, он лишь просто потянулся рукой к кудряшкам Айзека и стал перебирать их между пальцами, нежно, осторожно, не спеша, так, что Лэйхи спрятал зубы и в недоумении уставился на Скотта. Но даже если человек начинал постепенно успокаиваться, то волк внутри бушевал всё сильнее. Хватило всего нескольких лёгких поглаживаний по голове, и смиренность Айзека вновь испарилась – он с силой ухватил МакКола за плечи и откинул куда-то в сторону стеллажей.

В голове Лэйхи словно всё смешалось в кашу, он чувствовал лишь одно – панику. Он не мог совладать с собой, хотя и понимал, что все издевательства, все побои и прочие неприятности уже давно пора забыть. Он не мог терпеть замкнутые пространства, и это смутно напоминало душевную травму, что-то всё время требовало вырваться наружу, и Айзек сам не понимал, как с этим бороться. Или просто не хотел понимать и принимать помощь? Ведь Скотт желал только помочь, успокоить, унять боль, показать, что теперь Лэйхи было не о чем волноваться, когда рядом были заботливые друзья, семья, стая. Но само подсознание не хотело бороться, зверь жаждал вырваться наружу, особенно сейчас, разорвать всем глотки, вырвать кишки, но только унять эту внутреннюю боль.

— Прекрати, Айзек! – Скотт не рычал, даже не обращался, он говорил также спокойно, как и прежде, разве что чуть настойчивее, чем раньше. – Я понимаю, что творится у тебя внутри. Но поверь, тебе нужно просто расслабиться.

— Расслабиться... сейчас...? – скулил Айзек, сползая вниз по двери. – Я не могу...

Казалось, МакКол впервые видел блондина таким: не просто отрешенным и несчастным, а даже чересчур подавленным. Ему захотелось просто подойти, обнять эти хрупкие плечи, вновь провести рукой по кудрявым волосам и, уткнувшись в макушку, прошептать, что Айзек вовсе не одинок, что все его негативные мысли пора прогнать, и сам Скотт мог бы запросто безвозмездно помочь. И сейчас юный волчонок не мог сдержаться; всё мысли, что проплыли у него в голове, были отражены наяву, как будто бы он понимал, что просто обязан был это сделать, и никак иначе.

Лэйхи трясло, сильно колотило, когда МакКол присел с ним рядом и взял его ладонь в свою руку. И Айзека стало знобить ещё сильнее, когда тёплое дыхание опалило его холодные щёки. Он невольно открыл рот и откинул голову назад, больно ударяясь о дверь затылком. Мысли не прояснились, его всё также выворачивало изнутри из-за переизбытка эмоций, из-за дурацких фобий и страхов, только теперь что-то рядом грело, гладило по скулам и шее, успокаивало, шепча на ухо какую-то чепуху, которую Айзек просто не мог разобрать, путаясь в собственных переживаниях. Ему не становилось легче, но и хуже ему тоже не становилось. Айзек уткнулся носом Скотту в висок, проводя им вниз до скулы, и неосознанно сомкнул губы на его подбородке. Без каких-либо умыслов и невнятных намерений. Только вот пока что чувство тревоги заглушало все остальные – Лэйхи пришлось распахнуть глаза и чуть отодвинуться от Скотта. МакКол всё ещё сжимал руку блондина, прижимая её к своему сердцу, которое сейчас бешено колотилось, грозясь проломить к чертям грудную клетку. В темноте были едва различимы уже потухшие от ярких огней серо-голубые глаза Айзека, и совсем не было видно глаз Скотта, впрочем, как и его дальнейших намерений. Но Айзек доверял и знал, что ничего плохого для него друг не сделает, поэтому покорно принял его поцелуй, до одури нежный и всё такой же успокаивающий. МакКол уверенно держал Лэйхи за талию, начиная постепенно забираться пальцами под его джемпер, ещё не касаясь его кожи, только проводя пальцами по бокам и чуть выше, доходя до гармонично поднимающейся груди. Лэйхи невольно опрокинулся назад, ложась спиной на деревянный пол подсобного помещения, утягивая Скотта за собой. МакКол целовал его горящие щёки, словно забирая его боль себе, очерчивал языком его скулы, начиная постепенно снимать с него полосатый джемпер, оголяя светлый торс.

Второй поцелуй успокаивающим не вышел, не было должного эффекта, потому что мысли Лэйхи всё ещё были подвержены страху, но теперь вовсе не клаустрофобии. Руки Скотта, уже смело забравшиеся под футболку Айзека, продолжали легко касаться светлого торса, исследуя его и давая блондину привыкнуть. В голове Айзека что-то перевернулось, щелкнуло, слабо намекнуло на уходящую боль, словно МакКол забирал её себе, словно они поменялись местами, и чудесные качества Лэйхи передались сейчас его другу. Это было похоже на безумие – лечебный секс от клаустрофобии, неужели Скотт правда думал об этом? Он был уверен в своих действиях и делился уверенностью с Айзеком, и теперь не потому, что это было необходимо, а потому, что так хотел он сам.

Скотт стянул через голову свою футболку и прильнул телом к груди Айзека, чувствуя удар за ударом его сердца, которые теперь зеркально отражались на сердце МакКола. Скотт коленями сжал его бедра, не давая пошевелиться, впрочем, и сам Лэйхи не хотел выпутываться. Его устраивало такое положение вещей, главное, что боязнь замкнутых пространств перестала бить в голову, а с остальным он бы справился как-нибудь сам. Скотт целовал его всего, водил языком дорожки от ключиц и ниже, путался пальцами в золотистых волосах. Айзека дурманили и опьяняли ощущения, прикосновения теплых рук к телу сводили с ума, легкие поглаживания поясницы создавали эффект некой эйфории, не иначе. Разум плавился, словно масло на солнце, и не у него одного.

Когда чувства уже переполняли Айзека изнутри, он дрожащими руками перехватил запястья МакКола, тем самым заставляя его на какое-то время приостановиться. Они смотрели друг на друга полыхающими янтарем глазами, такими глазами, в которых уже не было ни капли страха, а было лишь желание. Ничто теперь не сковывало их, все запреты разом были сняты. Айзека всё еще трясло, но уже скорее от возбуждения. Когда Скотт рукой спустил с него мешковатые брюки, припадая губами к самому низу живота, Лэйхи рвано выдохнул и вцепился МакКолу пальцами в плечи. Все тело Айзека покрывалось мурашками от приходящего наслаждения: он плыл, словно парусник, очищал все мысли, сохраняя сейчас в памяти лишь вздрагивающие в искренней улыбке губы Скотта, его одурманивающие глаза и почти невесомые прикосновения к собственному паху. Он ловил каждое движение смелых рук, рвано дышал под натиском давящих ощущений и мог только лишь чертыхаться, проклиная всё на свете и особенного медленного МакКола.

— Чёрт возьми... – шептал Айзек одними губами, когда Скотт сдернул с него боксеры и припал губами к сочащейся головке.

Теперь уже окончательно позабыв обо все своих страхах, Айзек стонал в пол голоса, упиваясь наслаждением от ритмичных движений Скотта. И теперь это было намного больше, чем просто эйфория или обычное желание. Айзек царапал деревянный пол изменившимися когтями, пребывая в экстазе. Ещё немного ласк, и Лэйхи накрыл оргазм. Он тяжело дышал, распластавшись на полу под МакКолом, который утирал кистью губы и прислушивался к шуму, исходящему снаружи. Скотт незамедлительно вскочил на ноги и припал ухом к двери, дернув за ручку. На этот раз дверь оказалась не запертой. Скотт нагнулся за футболкой и накинул её на свое плечо, оборачиваясь к Айзеку, который уже почти полностью одетый стоял рядом, потупив взгляд вниз. Шаги в коридоре были до сих пор слышны, но не приближались к подсобке.

— Эй, чувак, ты... – начал было Айзек, поднимая голову и косясь на неприличную выпуклость у МакКола.

— А знаешь, у меня есть ключи от кабинета биологии, – шепнул Скотт в ухо Лэйхи и осторожно открыл дверь, выглядывая в коридор.

Айзек крепко стиснул руку Скотта и, прижав его к себе, коротко поцеловал в губы, после чего шагнул первым в коридор и потянул приятеля за собой на второй этаж.

«No-one knows, what it's like.
You and me, you and I.
Underneath, the night sky.
You and me, you and I».

@темы: Scott McCall, Isaac Lahey, фанфикшн, R

---

I'm bleeding out for you || Scott&Isaac

[MarimoFreak]

@темы: видео, Scott McCall, Isaac Lahey, G

---

[Кэт.]

@темы: видео, Scott McCall, Isaac Lahey

---

Маленькая зарисовка

[Master]

Автор: Illi
Рейтинг: PG
Размер: драбл
Персонажи: Айзек, Скотт, Мелисса.
Дисклеймер: все принадлежит не нам
Примечание: кода к 3.04

Айзек был таким же, каким он всегда был с посторонними - очень тихим, очень вежливым и максимально незаметным.
Мелисса нервно поджала губы, но безропотно позволила ему остаться, "и если в школе потребуют какие-то документы, только обращайся, милый".
Айзек умильно взглянул на нее. Кудряшки трогательно липли к мокрому лбу. Скотт только тихо вздохнул.
Айзек безропотно съел все, чем поделилась Мелисса, занял ванну на двадцать минут, за которые успел вымыться и простирнуть белье на завтра, пошуршал немного учебниками и устроился в спальнике на полу. Он так явно старался не напрягать, что Скотту было жутко. Как-то нервирует, когда безжалостный убийца пытается быть милым. Успешно причем - если Скотт забывал, что чувствовал, когда Айзек начинал светить желтыми глазами.
- Эй, - неуверенно позвал он, через пару минут после того, как погас свет. - Ты спишь?
Айзек не ответил.

Скотт вздохнул и незаметно задремал.

Под окном скулила собака. Наверное, это Буллет, подумал он, не проснувшись. Потянулся впустить несчастное животное...
В окне скалилась безумная харя с алыми глазами без белков. Скотт беззвучно вызверился на нее...

...Сел на постели, задыхаясь. Но скулеж не прекратился. Только спустя чуть ли не полную минуту Скотт догадался свеситься с постели.

Айзек как никогда напомирал собаку. Клыки, когти, и поза замерзшего, смертельно одиокого щенка.
Скотт даже подумать ни о чем не успел. Просто скатился с постели вместе с одеялом. К счастью - на полу все-таки было холодно.
Айзек, как все тот же щенок, потянулся к нему. Ткнулся холодным носом в грудь, в шею, лизнул щеку и затих. Скотт погладил его по спине. В голове не было ни единой мысли.

- Айзек.
- Ммм?
- Тебе не обязательно быть милым.
- ...Окей.

Больше им ничего не снилось.

@темы: Scott McCall, Isaac Lahey, фанфикшн, PG-13